Это темное, темное, темное … электричество. Статья третья, про мировой опыт электрорынка

Говорить о каком-то единообразном мировом опыте в организации энергорынка не приходится. В абсолютном большинстве государств (включая и высокоразвитые, в той же Европе) практикуется старое доброе классическое (кому больше нравится, может сказать – кондовое) отношение к электроснабжению, согласно которому каждая национальная энергосистема – это стратегическая государственная монополия. Как по форме собственности, так и по государственной регламентации всех главных аспектов деятельности. Начиная со структурно-организационных вопросов, и кончая назначением-регулированием отпускных и потребительских тарифов.

В этом смысле достаточно часто встречающиеся в прессе ссылки на опыт организации свободных рынков электроэнергии в той же Англии, Скандинавии, Австралии, или, скажем, в Бразилии, и, конечно, в США, хотя и создают впечатление, что передовые страны это дело уже вполне и успешно освоили, этим впечатлением, скажем так, несколько опережают реальную действительность.

О чем мы и собираемся рассказать ниже. Включая и прорывной опыт Казахстана, который своим (на сегодня чуть ли не самым рыночно-продвинутым в мире) энергорынком прорвался в … никуда.

Впрочем, обо всем по порядку.

Так вот, на самом деле мировой опыт свободной торговли электроэнергией – он не столь велик, штучно-эксклюзивен, а его результаты - далеко не однозначны. Причем все постановки такого рода рыночных экспериментов всегда обуславливались теми или иными неповторимыми техническими, политическими, идеологическими или даже просто субъективными обстоятельствами.

Другое дело, что электроэнергетика, как объективная экономическая, социальная и политическая сразу составляющая базовой инфраструктуры любого государства, будучи погруженной в Рынок, никак не может не откликаться на его вызовы. Любую национальную энергосистему можно сравнить с айсбергом, на 9\10 погруженным в рыночный океан, но не торопящимся растворяться в нем именно потому, что основная его масса скрыта под поверхностью плещущихся об него волн. При этом любая попытка взять этот электроэнергетический “айсберг” на лобовой таран свободно-договорных цен чревата повторением судьбы “Титаника”.

Если, конечно, такое рыночное реформаторство имеет целью расколоть ледяной монолит госрегулирования на свободно плавающие в рыночном море конкурентные блоки, а не просто отколоть для себя “лакомый кусочек”.

Последний абзац – уже намек на нас, но чтобы его расшифровать, сделаем пусть и беглый, но принципиальный обзор зарубежного опыта.

Начнем со Швеции, Норвегии, Финляндии и Дании – пионеров в организации межгосударственной биржевой торговли электроэнергией. До начала 90-х и они кондово руководствовались только госрегулированием, но затем необходимость все больших фискальных нагрузок на отрасли промышленности ради поддержания энергетики подвигли скандинавские правительства и парламенты на поиск того, что можно было бы назвать конкурентным электрорынком.

Само собой, что транспорт и распределение электроэнергии остались в сфере естественной монополии, но вертикально интегрированные (генерация и снабжение потребителей) компании были разделены, с отделением электростанций от сетей. При этом новый законодательный пакет предусмотрел свободный доступ к сетям и потребителей и производителей. Созданная на этой основе первая в мире международная товарная биржа, специализирующаяся на торговле именно электроэнергией, – Nord Pool, появилась в 1993 году. Торговля на ней осуществлялась на принципах “остаточного пула” - торговались только те объемы, которые не были учтены в разрешенных прямых (внебиржевых) договорах крупных поставщиков и потребителей.

В целом скандинавский рынок формировался довольно долго, но к концу 90-х он уже работал, и достаточно успешно. Чему, надо отметить, способствовали три характерных для этих стран фактора:

Во-первых, весьма большое количество генерирующих единиц. Так, в крохотной Финляндии насчитывается 120 производящих компаний, которым принадлежит около 400 электростанций. В Норвегии, кроме государственной Stattkraf, есть еще муниципальные компании, около 220 региональных поставщиков. В Швеции и того больше, - кроме нескольких крупных компаний, государственных и частных, на рынке присутствует более 250 других поставщиков.

Во-вторых, - большие запасы свободной генерации. Дело в том, что национальные, а потом и объединенные энергосистемы этих стран росли “с низу” - от несвязанных между собой исходно местных компаний, каждой из которых приходилось самостоятельно заботиться о достаточных резервах. При объединении же эти резервы сложились.

В-третьих, более половины всей генерации в этих северных странах осуществляют гидростанции, не связанные с топливом, обладающие высокой маневренностью и имеющие возможность предлагать свою продукцию, что называется, наперебой.

Пока … они же и не поставили вопрос о пределах и возможностях такого конкурентного электрорынка. Дело было так: если вплоть до августа 2002 года цены Норд Пула, благополучно колебались в диапазоне 20-30 евроцентов, демонстрируя успешный опыт дешевого конкурентного энергорынка всей Европе, то к ноябрю того “черного” года они вдруг свободно поднялись до 40, а к концу года взлетели уже и до одного евро.

Все прозаично: год выдался маловодным, водных запасов ГЭС не хватило, и от борьбы за покрытие базовой части электрического графика им пришлось перейти к соревнованию в поставках только пиковой электроэнергии.

Надо сказать, что слишком драматизировать ситуацию “горячие скандинавские парни” не стали, постарались отнестись к взлету цен как к нормальной рыночной коррекции, и от рынка в энергетике, в принципе, не отказались. Тем не менее, остался принципиальный вопрос: а чем уж так плохо госрегулирование, коль скоро свободные цены купли-продажи электроэнергии способны на такие фортеля?

Далее – Англия, причем тоже начала 90-х. Вернее, даже где-то после 83 года, когда к власти пришли консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер. До этого неизменной политикой Правительства была господдержка угольной отрасли, в том числе через поддержание цен внутри страны выше мирового уровня. Соответственно, дорога была и вырабатываемая на угле электроэнергия, что также способствовало кризисам и отставанию экономики Великобритании. Поэтому начатая “железной леди” радикальная денационализация и либерализация базовых отраслей британской экономики затронула, разумеется, и электроэнергетику.

Принципы организации энергорынка были аналогичны скандинавским. Энергетический пул начал функционировать весной 90-го года, поначалу – весьма осторожно. Только небольшому числу крупных компаний-потребителей было разрешено самим выбирать себе продавцов электроэнергии. С весны 94-го на рынок электроэнергии были допущены малые промышленные и торговые компании, и лишь в конце 98-го конкуренция была введена для потребителей с присоединенной нагрузкой менее 100 кВт.

Что же случилось на переломе тысячелетия, когда электрорынок Великобритании был, наконец, сформирован в задуманных еще десять лет назад конструкциях?

А то, что началась новая реформа, осуществляемая уже лейбористами, и направленная, наоборот, на стимулирование развития угольной отрасли и уменьшение доли выработки на начавшем дорожать импортном газе. В части строительства угольных станций полная либерализация сохранилась: всякий, желающий расширять угольную энергетику получал право самостоятельно договариваться с потребителями, но в целом госрегулирование в энергетике начало отвоевывать свои позиции…

Короче, некогда знаменитый либеральный энергорынок Англии – в прошлом, реформы до сих пор идут, и поиск так и не дал определенного ответа, что лучше: пытаться что-то такое извлечь из заведомо несовершенной (если и возможной в принципе) конкуренции, или же банально все регулировать.

Теперь – о России, которая “списала” свою электро-рыночную реформу со скандинавско-британской, а мы – у нее. Вернее, кто у кого списал, мы у них, или они у нас, утверждать не буду. Если судить по тому, что в России конца 90-х, с приходом Чубайса на РАО ЕЭС, о свободной торговле электроэнергией еще только заговорили, а у нас не очень долго сидевший тогдашний министр энергетики успел задумку сразу и реализовать, то, получается, - это они идут за нами следом.

С другой стороны, Чубайсу пришлось долго и трудно продвигать свою реформу через крепко сомневающиеся Правительство и Думу, сражаться с тем же Илларионовым за мнение Путина, а у нас весьма продвинутому в рынок (не знаю как насчет энергетики, а в деньгах он - дока!) министру убеждать никого не пришлось.

Итог: КОРЭМ (Казахстанский оптовый рынок электрической мощности) развернулся уже в начале тысячелетия, а в России только в прошлом году было принято Постановление, по которому уход от госрегулирования будет осуществляться постепенно-щадящим (так же, как любящие хозяева отрубают кошке хвост – по частям) методом:

В 2007 году доля договоров по свободным (нерегулируемым) ценам была разрешена в диапазоне от 5 до 15% от общего объема потребления, в этом – от 15 до 25%, в следующем – от 35 до 50%, и так далее, с выходом на 100% свободных договоров в 2011 году.

Трудно сказать, что, в конце концов, получится из “свободного” энергорынка в России. Из субъективных факторов на это работает то, что там – Чубайс. Из объективных, - то, что Россия – велика, генерирующих станций там достаточно много, связи между ними – достаточные, причем с Запада на Восток они растянуты по стольким часовым поясам, что и вечерние пики и ночные провалы оказываются совмещенными в одной и той же энергосистеме. То есть, какая-никакая база для конкурентного предложения там просматривается. Хотя, с учетом того, что последние 15 лет и в России новые мощности практически не вводились, и там скорее теоретически, нежели практически.

Что же касается практики нашего “энергорынка”…

В Казахстане меньше десятка относительно крупных станций, с десяток – сравнительно больших, и меньше полусотни – небольших. Что элементарно мало, само по себе. Кроме того, станций из этого небольшого набора, способных работать не по тепловому или водяному, а именно по электрическому графику – наперечет, - пальцев на руках хватит.

Это – раз. Второе – дефицит, …дефицит, …дефицит, теперь уже не только на Юге, но и в зоне собственно Экибастузских ГРЭС. Если же учесть, что какие-то мощности, из считающихся рабочими, то и дело в аварийных ремонтах, то трудности с покрытием текущих нагрузок энергетики имеют не только в самые напряженные зимние месяцы и пиковые часы, но и, например, в достаточно спокойную нынешнюю осень.

Короче, диспетчирование в казахстанской энергосистеме практически всегда ведется если не по аварийному, то по технологически безальтернативному графику, при котором команды на набор нагрузки или разгрузку мощностей на таких-то станциях заведомо адресные, без вариантов. То, что можно было бы назвать коммерческим диспетчированием – на практике неосуществимо.

Наконец, и этот наш “энергорынок” охватывает отнюдь не весь Казахстан. Ни актюбинский, ни уральско-атырауский регионы не имеют электрических связей ни между собой, ни с остальной территорией. Это – оконечные сети российских энергосистем Южного Урала и Средней Волги, с дефицитом собственной генерации. Ну, а Мангистау – вообще “энергоостров”.

У нас достаточно связаны между собой лишь три мощных ГЭС на Иртыше, три угольных ГРЭС под Павлодаром, относительно большие ГРЭС и ТЭЦ Караганды, и – сети от них в кокчетавском, костанайском и петропавловском направлении. А вот на Алматы – связь уже не достаточная, и Юг – тоже почти отдельный энергорегион.

Что же представляет из себя, в таком небогатом техническом оформлении, наш “свободный” энергорынок?

Открыв Закон “Об электроэнергетике”, мы обнаружим, что рынок у нас даже двухуровневый: оптовый и розничный. Отличить как бы просто:

Оптовый рынок - система отношений, связанных с куплей-продажей электрической энергии, функционирующая на основе договоров между субъектами оптового рынка.

В свою очередь, розничный рынок - система отношений между субъектами (догадайтесь с трех раз – какими?) … розничного рынка электрической энергии вне оптового рынка.

Не подумайте, что это такое изощренное логическое издевательство: оптовый рынок – это тот, на котором действуют его субъекты, …которые потому его субъекты, что действуют на оптовом рынке, …который потому оптовый, что на нем действуют его субъекты, которые…

А розничный – это который не оптовый, и который потому розничный, что на нем действуют его субъекты, …которые потому его субъекты, что действуют на розничном рынке, который потому розничный, что…

Конечно, весь этот записанный в Закон закольцованный детский лепет попал туда не со зла, - просто таков профессиональный уровень тех, кто этот электро-юридический шедевр разрабатывал и кто за него проголосовал…

На практике же субъекты розничного рынка – это мы все с вами, население, которое никаких договоров ни с кем не подписывало, никакого права выбора не имеет, и которому просто сообщается, что за кВт-час надо платить столько-то. Цена же этого кВт-часа определяется, как раз, на оптовом рынке, причем – по “остаточному принципу”, к описанию чего мы и перейдем.

Согласно Закону, оптовый рынок состоит из:

1) рынка децентрализованной купли-продажи, функционирующего на основе заключаемых участниками рынка договоров по ценам, устанавливаемым соглашением сторон;

2) рынка централизованной торговли на краткосрочном (спот-торги), среднесрочном (неделя, месяц) и долгосрочном (квартал, год) основании;

3) балансирующего рынка в режиме реального времени.

Расшифруем:

В основе всей такой “оптовки” (более 80% всего потребления) лежит пункт 1) – децентрализованные (то есть, заключаемые вне КОРЭМ) двусторонние договоры. Между Поставщиками (это даже не сами электростанции, а как бы их представители) и головными сбытовыми компаниями. А также – некими “особо избранными” потребителями. Причем, что принципиально, о свободе выбора парами друг-друга речи нет, - иначе все дистрибьюторы пожелали бы заключить контракт с самой “дешевой” электростанцией. Объективно, такой “рынок” может осуществляться только методом искусственного подбора контрактных пар. Не обязательно коррупционного, но, обязательно, - искусственного. К примеру, квотирование “дешевой” экибастузской и “дорогой” жамбылской электроэнергии – из разряда такого “рыночного” администрирования.

Другими словами, “рынок” двусторонних договоров, это некий “закрытый клуб”, где слоеный ценовой “пирог” распределяется между участниками теми или иными способами, о характере которых мы можем строить лишь предположения. Единственно, что можно утверждать определенно – это то, что ни к свободе выбора, ни к справедливой рыночной конкуренции эти способы отношения иметь не могут. И еще: что какие-то “особо вхожие” потребители имеют возможность покупать электроэнергию дешевле, чем мы с вами. А мы – оплачивать им разницу.

А что же касается биржевых спот-торгов, то они осуществляются лишь постольку, поскольку при составлении главных контактных пар между ними были распределены не все объемы выработки-потребления, что-то специально оставлено именно для “биржевой” торговли. Причем сама процедура таких торгов: кто-то выставляет заявку на продажу такого-то количества энергии по такой-то цене, кто-то – на сходную покупку, и при совпадении заключается контракт, подразумевает искусственность: чтобы зарегистрировать такую биржевую сделку, партнеры сначала должны “найти” друг друга и состыковать заявки.

Ну и, наконец, пункт 3) – торговля балансирующей мощностью, - тем более искусственна. Хотя бы потому, что со своего основания КОРЭМ преспокойно обходился и без этой своей “законной” составляющей, приступив к организации “балансирующего рынка” лишь в этом году.

Завершаем:

Физическая работа казахстанской энергосистемы осуществляется сама по себе, а существование при ней некоей “энергобиржи” - само по себе. Ни к конкуренции, ни даже к рынку КОРЕМ отношения не имеет, это – “распределиловка”, участники которой “вытаскивают” из (и без того истощенной) национальной энергетики какие-то ценовые и посреднические “преференции” для себя. За – общий наш с вами, и всей экономики, счет.

Уфф, на критику ушло столько, что места на изложение, как оно должно бы быть устроено, не хватило. Так что придется еще потерпеть, однако…

Источник: Интернет-газета "Zona.kz"